Однажды Пушкин записал в альбом польской пианистки Марии Шимановской совсем не альбомные строки: «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь – мелодия». В поэзии Пушкина эта мелодия звучит во всех регистрах, со всеми оттенками и обертонами. Поэт оставил нам свой огромный и уникальный душевный опыт, воплощённый в совершенной художественной форме.
Любовная лирика – самая личная, интимная и, может быть, самая любимая читателями часть его творчества. Кажется, что эти стихи Пушкина мы знаем лучше всего: на их тексты написаны знаменитые романсы, их читают со сцены, они разошлись на цитаты. Кто не помнит: «Я вас люблю, хоть я бешусь», «Я вас любил… как дай вам Бог любимой быть другим», «Пора, красавица, проснись». Между тем в известных стихах открываются порой совершенно неожиданные смыслы.
Зададимся вопросом: кто этот «я», от имени которого написаны пушкинские стихотворения? И кто эта «она», к которой они обращены? На первый взгляд всё ясно. «Он» – это Александр Сергеевич Пушкин, «она» – одна из его возлюбленных. В научной и в особенности научно-популярной литературе мы найдём массу сведений о любимых женщинах поэта и о сюжетах, связанных с тем или иным стихотворением. При ближайшем рассмотрении часто оказывается, что сведения эти очень неточны.
В ранних лицейских стихах Пушкина «он» – меланхолический молодой человек, страдающий в разлуке с милой, часто задумывающийся о смерти и полный печальных предчувствий. Например: «Ужели никогда на друга друг не взглянет? / Иль вечной темнотой покрыты дни мои?..»; «И ты со мной, о лира, приуныла, / Наперсница души моей больной!» и тому подобное. Насколько нам известно по воспоминаниям современников, Пушкин-лицеист был жизнерадостным юношей со вспыльчивым и неуравновешенным характером, горячим сердцем и острым языком. В стихах же он создаёт характерный образ лирического героя «унылой» элегии, под влиянием которой он тогда находился. Героини его лирики – все эти «Эльвиры» и «Леилы» – чаще всего образы вымышленные. Да, одно время он был романтически и платонически влюблён в Катеньку Бакунину, сестру своего однокашника. Однако адресовать ей каждое лирическое стихотворение этого периода невозможно. Тем более что между юным поэтом и Катенькой не было и не могло быть никаких реальных отношений, на которые намекают отдельные строки. В эти годы у Пушкина вообще ещё очень мало опыта в обращении с прекрасным полом, но чужой опыт – французскую лёгкую и эротическую поэзию он знал прекрасно. В своём воображении он проживает разные любовные истории, о которых мог ещё только мечтать, силой своего поэтического дара придавая им достоверность. Однажды из-за этого он попал в крайне неловкую ситуацию.
В стихотворении «К молодой вдове» лирический герой старается успокоить любовницу, которую страшит призрак недавно умершего мужа. Сразу зародилось подозрение, что стихи обращены к Марии Николаевне Смит, с конца 1816 г. жившей в семье директора Лицея Е.А. Энгельгардта. Это была миловидная, любезная и остроумная женщина, оживлявшая собиравшееся у Энгельгардта общество. Она недавно овдовела и готовилась стать матерью. Считалось, что именно это стихотворение стало причиной неприязненных отношений Пушкина с Энгельгардтом.
Однако нет оснований считать, что Пушкин поднёс Марии Смит это стихотворение, такой поступок выходил за все рамки приличий. С какой стати юноша стал бы выставлять себя грубым невежей и оскорблять милую умную женщину? Возможно, стихотворение случайно попало к ней в руки, она приняла его на свой счёт и потому обиделась. Возможно также, что Пушкин не предвидел такой реакции Марии: никаких интимных отношений между ними, разумеется, не было.
Нескромное же послание имело известные литературные источники: мотив возвращения мёртвого мужа (возлюбленного) использовали Вольтер, Ж.-Ж. Руссо, Парни и Батюшков. Кроме того, существовала знаменитая легенда о Дон Жуане! Как видим, прямолинейное биографическое истолкование содержания лирического стихотворения может доставить поэту большие неприятности…
Не существует никаких фактов, свидетельствующих о том, что в жизни Пушкина был хотя бы один роман с недавно овдовевшей женщиной. Но почему-то мотив возвращения мёртвого мужа приобрёл для него такое значение, что через двенадцать лет, наполненных огромным эмоциональным и интеллектуальным опытом, он вернётся к нему в трагедии «Каменный гость».
В зрелой лирике Пушкина соотнесение лирических сюжетов с реальными событиями его жизни становится гораздо сложнее. Например, в стихотворении «Простишь ли мне ревнивые мечты…» не ясен не только образ героини, но и характер её отношений с возлюбленным.
Элегию часто связывали с именами Амалии Ризнич или Каролины Собаньской. Между тем ряд деталей в тексте стихотворения ясно указывает на то, что, в отличие от них, его героиня – незамужняя девушка, находящаяся на попечении матери. («Без матери, одна, полуодета, / Зачем его должна ты принимать?»)
Споры об адресате в данном случае основываются главным образом на разном понимании поэтического текста. Одни представляют себе лирическую героиню искусной и равнодушной кокеткой, которая сознательно разжигает в герое ревность: «Зачем же любишь ты всегда пугать моё воображенье?» (Отсюда и стремление адресовать элегию Ризнич или Собаньской – женщинам именно такого типа.) Другие видят её любящей чистой девушкой, чья спокойная уверенность в прочности их взаимной любви вызывает ложные подозрения у страстного и неуравновешенного возлюбленного.
Непосредственным источником пушкинского стихотворения является элегия Мильвуа «Беспокойство». Герой её терзается муками ревности, хотя разумом понимает, что реальных причин для неё нет и все его подозрения безосновательны. Пушкинский герой охвачен страстью, он едва владеет собой; безумие любви рождает фантомы, «ревнивые мечты» перемешиваются с реальными событиями. Выразительность и психологическая убедительность, с которыми Пушкин передал всё это смятение чувств, обусловили противоречивость трактовок стихотворения. Сопереживая герою, читатели склоняются то к одной, то к другой версии поведения героини.
Если женский образ реального прототипа, скорее всего, не имеет, то образ страстного и раздираемого сомнениями героя кажется достаточно близким к самому Пушкину.
Приближаясь к своему тридцатилетию, Пушкин всё чаще думал о том, чтобы изменить свою жизнь, завести семью. Его надежды и опасения отразились и в его стихах.
Когда в объятия мои
Твой стройный стан
я заключаю
И речи нежные любви
Тебе с восторгом расточаю,
Безмолвна, от стеснённых рук
Освобождая стан свой гибкий,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой;
Прилежно в памяти храня
Измен коварные преданья,
Ты без участья и вниманья
Уныло слушаешь меня…
Кляну коварные старанья
Преступной юности моей
И встреч условных ожиданья
В садах, в безмолвии ночей.
Кляну речей любовный шёпот,
Стиха таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слёзы их, и поздний ропот.
В стихотворении создана полная иллюзия описания конкретной биографической ситуации, но неизвестно, кто является адресатом, скрытым под знаком «К**». Почти все биографы и комментаторы Пушкина считали несомненным и не нуждающимся в доказательствах фактом, что адресатом стихотворения является невеста поэта – Наталья Николаевна Гончарова. Так считалось, пока не удалось установить, что стихотворение написано в 1828 году. Пушкин лишь впервые увидел Гончарову, ни о каких интимных объяснениях в это время речь идти не могла. Отсутствие в тексте конкретных подробностей биографического характера позволяет адресовать стихотворение едва ли не любой красавице, за которой ухаживал Пушкин в 1827–1828 гг. Однако биографам поэта не известна девушка, с которой его связывали в этот период столь близкие и пылкие отношения. Скорее всего, в стихотворении вообще не имеется в виду конкретное лицо, хотя текст может быть прочитан в биографическом ключе – как проецированное в поэзию реальное интимное пере¬живание.
Думая о невесте, Пушкин мечтал о юной, чистой, наивной девушке, но имел все основания предположить, что именно такая девушка, зная о его славе ветреного и непостоянного покорителя сердец, отнесётся с недоверием к его словам и обещаниям. В стихотворении описана ситуация воображаемая, но вполне вероятная, если не неизбежная. Лирический сюжет в данном случае имеет косвенное, но несомненное отношение к сюжету биографическому; источником его стало не какое-то определённое событие жизни Пушкина, а внутренняя драма поэта, скрытая от окружающих.
В других случаях адресат точно известен, но тем не менее текст таит в себе немало загадок. Три стихотворения: «Портрет», «Наперсник» и «Счастлив, кто избран своенравно…» посвящены Аграфене Фёдоровне Закревской.
Закревская была одной из самых эксцентричных женщин своего времени. Страстная, чувственная, ослепительно красивая, она отличалась откровенной любвеобильностью и полным пренебрежением не только к светским условностям, но и к общепринятой морали вообще. Баратынский, который вывел Закревскую под именем княгини Нины в своей поэме «Бал», писал о её «бесстыдных победах», о том, что она насмехается над «добродетелею женской» как над «ужимкой деревенской». Пушкин познакомился с Закревской в мае 1828 г. и, по мнению многих, был ею заметно увлечён. Неудивительно, что поэт, который, по словам Марии Волконской, был в некотором роде влюблён в каждую хорошенькую женщину, оказавшуюся рядом, не остался равнодушен к чарам красавицы. Характер отношений Пушкина с Закревской не вполне ясен, но, несомненно, она занимала его и как привлекательная женщина, и как своеобразный человеческий тип.
Нетривиальный лирический сюжет стихотворений «Наперсник» и «Счастлив, кто избран своенравно…» (герой выступает в роли поверенного, выслушивающего предельно откровенные рассказы героини о её любовных приключениях) имеет биографическую основу. В самом разгаре своего знакомства с Закревской, 1 сентября 1828 г., Пушкин упоминает о ней в письме к Вяземскому: «Если б не твоя медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она утешительно смешна и мила. Я ей пишу стихи. А она произвела меня в свои сводники…» Аналогичную ситуацию Пушкин воспроизводит в своей повести «Гости съезжались на дачу…», работу над которой он начал в то же время – в сентябре 1828 г. В уста героя повести вложен парафраз из письма Пушкина к Вяземскому: «…я просто её наперсник или что вам угодно, – говорит Минский о Зинаиде Вольской. – Но я люблю её от души, – она уморительно смешна».
Сравнение письма и повести со стихотворениями, посвящёнными Закревской, создаёт определённую психологическую и филологическую проблему. Из письма следует, что Пушкин относился к Закревской совершенно спокойно: с симпатией, но и с явной иронией. Точно так же в повести относится к Вольской и её наперсник – Минский. В стихах же наперсник пребывает в полном смятении чувств. Героиня отнюдь не забавляет его; она притягивает и страшит его одновременно. Он хочет и не хочет узнать, что она испытала, ибо в его представлении она безоглядно предалась манящей, но губительной стихии страсти.
Очевидное противоречие может быть истолковано по-разному. Если понимать стихотворения как подлинный документ душевных переживаний поэта, то именно «Наперсник» и «Счастлив, кто избран своенравно….» свидетельствуют о реальной биографической ситуации. В таком случае пушкинскую иронию по адресу Закревской можно объяснить попыткой выставить своего рода психологический барьер как от посторонних наблюдателей, так и от самого себя. Поэт пытается освободиться, излечиться от мучительной страсти, выговаривая всё до конца в стихах и – одновременно – в письмах рассматривая ситуацию со стороны, трезво и иронично.
Однако искренность поэтического высказывания, которую Пушкин называл «искренностью вдохновения», не есть искренность исповеди.
Безусловно, именно благодаря Закревской многие и прежде волновавшие Пушкина вопросы, его постоянные «навязчивые» мысли получили то лирическое напряжение, без которого невозможно рождение стихотворения; неясные, неуловимые представления оформились в живом, конкретном образе. Но всё это не обязательно означает, что поэтический образ был для Пушкина непосредственно воплощён в реальной женщине. Насколько мы себе представляем Закревскую, весь сложный комплекс этических и эстетических представлений Пушкина, связанный со стихотворениями «Наперсник» и «Счастлив, кто избран своенравно…», лично ей был совершенно неведом. Перед Пушкиным была женщина, которая давно перешла все отмеченные им роковые рубежи и не обратила на это никакого внимания. Закревскую изображают обычно жестокой и бессердечной красавицей, получавшей особое удовольствие от мучений влюблённых в неё мужчин. Однако вряд ли такая женщина могла показаться Пушкину милой и смешной. Возможно, у неё не было никаких садистских наклонностей, а говорила она просто о том, что единственно её интересовало. Она даже не испытывала ни малейшей неловкости, охотно рассказывая знакомому мужчине об интимных подробностях своих любовных утех. Можно вообразить, что эта бесстыдная непосредственность чрезвычайно забавляла Пушкина, и постепенно между ним и Закревской установились, возможно, не вполне целомудренные, но, по сути, приятельские отношения. Героиня же его стихотворений не столько реальная Аграфена Фёдоровна, сколько художественный образ роковой женщины.
Стихотворение «Наперсник» написано, собственно, не о любви, а об искушении. Искушении сладострастием.
Твоих признаний,
жалоб нежных
Ловлю я жадно каждый крик:
Страстей безумных
и мятежных
Как упоителен язык!
Но прекрати свои рассказы,
Таи, таи свои мечты:
Боюсь их пламенной заразы,
Боюсь узнать, что знала ты!
Пушкину было хорошо известно, что язык «страстей безумных и мятежных» не только упоителен, но и опасен, – как пение сирен, заманивающее к гибели.
Именно в то время, когда Пушкин встречается с Закревской, он в очередной раз обращается к сюжету, занимающему его на протяжении многих лет: истории о Клеопатре и её любовниках, плативших за ночь любви с царицей своею жизнью. Знаменательно, что в наброске 1828 г. образ Клеопатры у Пушкина впервые обретает черты живой и страстной женщины. Ещё не написан «Каменный гость», но, возможно, идеи этой трагедии уже присутствуют в сознании поэта. Он знает, что в бесконечной погоне за всё новыми, всё более острыми ощущениями можно зайти далеко – так далеко, что уже невозможно будет возвращение в мир простых, чистых и надёжных человеческих отношений. А именно к таким отношениям стремится сейчас Пушкин. Ему 29 лет, он хочет жениться и ищет себе невесту.
Его знаменитые возлюбленные – Амалия Ризнич, Елизавета Воронцова, Анна Керн были зрелыми замужними женщинами с непростыми характерами. Но в конце 1820-х гг., когда Пушкин задумывается о женитьбе, внимание его всё чаще привлекает другой женский тип, именно тот, что не раз возникал в его стихах, – «Татьяны милый идеал». Ему мерещился такой идеал то в Софье Пушкиной, то в Екатерине Ушаковой, то в Анне Олениной. Его он нашёл в Наталье Гончаровой, которой суждено было стать его женой.
Он познакомится с Гончаровой уже очень скоро, зимой 1828 г., но прежде, осенью, напишет стихотворение «Наперсник» – об искушении, перед которым он устоял.
Хрестоматийное стихотворение «Зимнее утро» («Мороз и солнце; день чудесный!..») таит в себе некий скрытый сюжет.
Это стихотворение стало самым ярким в пушкинской лирике выражением праздничного, радостного восприятия русской зимы. Солнечный зимний пейзаж, уютный светлый дом, жарко натопленная печь – всё создаёт бодрое и ясное расположение духа, настраивает на весёлый лад. После вьюжного зимнего вечера наступает ослепительное зимнее утро, мгла сменяется солнечным светом, а печаль радостью.
В русском фольклоре огонь в печи – символ радости, отсутствие его – знак печали. «Затопленная печь» в «Зимнем утре» – не просто бытовая деталь, а образ дома, домашнего уюта. Стихотворение построено как односторонний диалог (при наличии двух собеседников звучит речь только одного из них), также характерный для народной лирической песни. Картина предполагаемой поездки в санях с «милым другом», завершающая стихотворение, – ситуация, типичная для обрядовых свадебных песен. Обычная прогулка в ореоле фольклорных ассоциаций обретает определённый оттенок: поездка «молодых».
Очевидно, что герой заглядывает в спальню «красавицы»: «Ещё ты дремлешь, друг прелестный?» Такая интимность в то время была допустима лишь между мужем и женой. Стихотворение написано за три с половиной месяца до женитьбы Пушкина, но, скорее всего, «друг милый» в «Зимнем утре» – это Наталья Гончарова, в воображении поэта уже ставшая его женой. Постоянная перекличка поэтического текста со свадебной обрядовой лирикой наверняка не является намеренной. Но эти неосознанные ассоциации убедительнее любых прямых признаний свидетельствуют о состоянии души поэта: радостном ожидании счастья.
Таким образом, любовная лирика Пушкина, несомненно, связана с его жизнью, его внутренним состоянием, его мечтами и тревогами. Однако связь эта не прямая, а сложно опосредованная. Выявлять её – всякий раз непростая, но увлекательная задача.
Ольга Муравьёва, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, заместитель председателя Пушкинской комиссии РАН
