Лодзь был заброшен. Все, чему он научился в школе Гиллеля, было объявлено вне закона, а классовая борьба заменена борьбой полов. Контроль над средствами производства уступит место контролю над средствами коммуникации, областью, в которой бродячие люди оказались чрезвычайно искусны. Смерть гениям выше посредственности. Переход в невежество и вечную смерть культурным и культиваторам эстетики и изящных искусств. Трон для всего вульгарного. Воскурим благовония перед алтарем золотого тельца, а остальное — фарфара.

 Все станет светским, мирским. К огню с мистикой. В Испании Франко умрет, и придет Бурбон, новая версия Пепе Ботелласа, которая давала птичье семя, которого вы не видите, и в одном из этих туров и охоты на слонов с оттенком алкогольных оргий он терял бдительность на лестнице. из хижины и иметь в качестве премьер-министра некоего мистера Ботинка, у которого на лбу была печать из семи знаков незаконнорожденного. В беспокойном взгляде нью-йоркского бакалейщика было написано дурное предзнаменование краха всего, что я любил и во что верил.

Настоящее и аутентичное будет заменено заменителем: кофе вместо цикория, джабуго вместо йоркской ветчины. «Война и мир» по мыльным операм Варгаса Льосы и Пикассо займет трон Веласкеса. Запретили бы «Щелкунчика» Чайковского, чтобы наполнить молодежь какофонической визгливостью. полный газ рок

 Бог, если бы он существовал, собирался бы писать разными буквами, начиная с и отправил бы на бойню многих интеллектуалов, мыслителей, писателей, кинорежиссеров, художников. Невоспитанный Варгас Льоса, обучавшийся кадетом в безвестной военной академии в Перу, еще не выдвинулся на первый план, но в этих беспокойных глазах того еврея, который смотрел как бы с желанием господствовать над миром, в окружении тех беспокоящие книги Кафки предупреждали, что мы превратимся в тараканов. То, что было дано, закончилось. В обмен на тарелку чечевицы (прогресс) они обрекают нас на метаморфозы.

 Урок для меня как христианина не мог быть более горьким, но Барудж продолжал думать, что Назарянин был не чем иным, как самозванцем, его мастерством, еврейским мифом, призванным положить конец Римской империи. За пером, написавшим евангелия, послания Павла и даже Книгу Откровения, смех Израиля звучал, словно внутри глупого и буйного ящика. Эти хихиканья показались мне кощунственными, как кощунственными являются хихиканье микрофона, отмеченное этим фашистом и оракулом, который говорит от имени Интерэкономики Эдуардо Гарсиа Серрано, сыном того, кто был моим боссом. Хе-хе-хе. Дело слишком серьезное, чтобы воспринимать его как шутку, нас просто хотят превратить в тараканов.

Мистер Вальдбаум задумчиво смотрел, словно размышляя о парадоксах и нелепостях судьбы. «В конце концов, я человек и поэтому подвержен ошибкам... Искусство длинно, жизнь коротка, и все не то, чем кажется», — казалось, он имел в виду глазами. Затем он играл в карты со своими коллегами-пенсионерами из гетто. Около половины второго Сара, его жена, принесла ему обед в маленькой тарталетке, классический «борщ» с большим количеством баклажанов, но без бекона и халуфо. Сара была матроной с добрым лицом, плотью и юбками до пят. Я была как моя бабушка. Это могло быть вырвано из романа Башевиса Зингера. Высокий и усатый, в парике без всякой повязки. Без излишеств (без излишеств), как говаривали раньше.

Она также пахла евреем, запахом старого мяса, усталого человечества, безошибочно.

Однажды я имел наглость спросить его:

-Сара, когда мы сдохнем, куда нас повезут?

Женщина покраснела и, немного поколебавшись, перевела вопрос на мужа;

— Спроси его, — сказал он холодным тоном, отмеченным подобострастием, а также резкостью. Так как хорошим женам Израиля не разрешается говорить с чужими, особенно если они язычники (гоим).

- Писание, - ответил он, - говорит, что праведники будут предназначены для Лона Авраамова. Тепловатые в лимб или в чистилище, пока не искупят свою вину, и в геенну (еврейский ад) всех плохих и там в аду будут жариться в обществе всех чертей и портных.

 

(продолжение следует)